Спасти шпиона - Страница 124

124

– Проходите, присаживайтесь. – Юра уже научился избегать слова «садитесь», которое в подобных местах имело двусмысленный оттенок.

Мигунов уверенно сделал несколько твердых шагов, развернул стул от света, непринужденно сел, закинув ногу на ногу.

Ремнев и Кастинский как-то сразу признали его доминантный статус и без лишних просьб встали и удалились, – хотя во время вчерашнего визита Семаго, который явно не обладал нужным набором властных флюидов, Юре пришлось настойчиво выпроваживать соседей, чтобы поговорить наедине с важным свидетелем.

– У меня ровно двадцать минут, – сообщил Мигунов. Причин своей занятости он объяснять не посчитал нужным, просто объявил, поставил перед фактом, как будто это капитан Евсеев напросился к нему на прием по важному для себя делу. – Я вас слушаю.

Юра заставил себя не торопиться. У человека всего двадцать минут, у очень занятого и солидного человека, добавим. И чувство вины откуда-то взялось, и толкало, толкало – ну, подсуетись, давай, вспотей, улыбнись жалко, потом быстренько выстрели своими глупыми формальными вопросиками, раз уж их обязательно надо задать… Ведь полковник, замначальника Службы правительственной связи, мог и не являться сюда по вызову – нет, приглашению – какого-то рядового опера, жалкого капитанишки, но проявил добрую волю, коль скоро не по своей вине попал в глупую и очень неприятную историю. Рядовой исполнитель, капитан, должен оценить добрую волю полковника и крупного руководителя.

Юра задавил этот холуйский голосок и в упор посмотрел на Мигунова.

Мигунов был хорош. С такими лицами не спят и не едят, как говорится в народе. Ими пользуются только по особым случаям. В глазах металл, лицевые мышцы расслаблены, но сохраняют привычную жесткую форму, словно накачанные бицепсы у боксера. Очень ухоженные широкие усы, как у Франко Неро. Простая на вид одежда, которую, возможно, производят в Лондоне или Милане в количестве десяти штук на модель. Юра вообще не понимал, откуда берутся такого божественного кофейно-кремового цвета пальто, он видел их только по телевизору, в голливудских фильмах, а в жизни вот встретил впервые. Пижон? Да нет. Любитель произвести впечатление? Очень ему надо производить впечатление на какого-то капитана…

– Меня интересуют обстоятельства смерти Игоря Катранова, – сказал Юра.

Мигунов не пошевелился.

– Вы последний, кто видел его живым. В сознании, во всяком случае.

Согласный кивок.

– Да. Я еще вызвал «скорую» в ресторан. Нас уже допрашивали, в прокуратуре.

– Что же у вас там произошло? – Юра не обратил внимания на последнюю фразу. Дескать, прокуратура – это прокуратура, а ФСБ – это ФСБ.

Мигунов пожал плечами: выпивали, разговаривали, потом Катранов внезапно выключился, упал головой на стол.

– Вы были вдвоем?

Полковник сдержал усмешку. Вчера возбужденный Семаго отзвонился, как только вышел из этого кабинета, и подробно рассказал – что у него спрашивали, да как он отвечал.

– Втроем.

– Кто третий?

– Сергей Семаго, наш однокашник. Вы его вчера допрашивали.

Юра изобразил смущение. Зеленый опер допустил серьезный прокол.

– Что вы пили? Не могли отравиться фальсифицированным спиртным?

– Семаго – коньяк. Мы с Катрановым – текилу. Ее вообще-то трудно подделать.

– Вы не чувствовали потом никакого недомогания, слабости, головокружения?

Симптомы Юра выбирал сознательно, прокладывая и посыпая песочком дорожку к обычному отравлению метанолом, очень удобному для предполагаемого убийцы.

– У меня даже голова не болела наутро, – отрезал Мигунов.

– А сколько вы выпили?

– Сергей глотал фужерами, а мы… Граммов по двести, около того. Я четвертую рюмку допил, Катран – не успел.

– Что-нибудь ели? Закусывали?

– На столе стояли бутерброды с ветчиной. Мы к ним почти не притрагивались.

Юра поджал губы, спросил сухо:

– Не находите ничего странного в такой внезапной смерти? Сидят трое людей, выпивают, закусывают… И вдруг один из них внезапно умирает?

В глазах Мигунова коротко вспыхнуло эдакое гусарское «да как вы, батенька, смеете?..», очень короткая вспышка – и тут же погасла.

– Нахожу, – ответил он ровно. – И странно, и подозрительно. Но прокуратура пришла к выводу, что это сердечный приступ.

– А в семьдесят втором году, в Дичково? Четыре молодых офицера красят статую Ленина, и вдруг один умирает.

Полковник сидел, невозмутимо глядя перед собой.

– Что же вы молчите?

– Но вы ни о чем не спросили. Вы напомнили про несчастный случай с Дроздовым, и все. Что я должен сказать?

– Разве это не странно и не подозрительно?

– Тоже странно и подозрительно. Но и тогда военная прокуратура дала заключение, что Дрозда убило током.

– А вам не кажется странным, что подозрительные смерти сопровождают вашу компанию уже тридцать лет?

Мигунов, прикрыв рот платком, зевнул.

«Культурная, сволочь…» – подумал Юра.

– Когда кажется, надо креститься, – назидательно сказал полковник. – Только нас воспитали атеистами. Я бы попросил задавать конкретные вопросы, отвечающие духу диалектического материализма…

– Диамат мы тоже учили, – ответил Юра уязвленным тоном, как и должен, на его месте, ответить недалекий зеленый оперок, у которого амбиции заменяют опыт. – Вы с Катрановым знакомы давно?

Мигунов поднял левую руку, глянул на часы.

– С курсантских лет. Поступили вместе в Ракетное училище в шестьдесят седьмом году.

– Дружили?

– Да.

– Вам известно, что Катранов служил на ракетном полигоне в Дичково?

Мигунов посмотрел на него, как на идиота.

124