Спасти шпиона - Страница 126

126

Нет, одна пара, за вторым от Лернера столиком: стройная брюнетка и ее носатый спутник, – эти точно иностранцы. Мэри Бинтли и Кевин Роу. Она – сотрудник секретариата, он – программист-компьютерщик, оба работают в посольстве США в Москве. Лернер знал, что Бинтли восемь лет как разведена с мужем, полицейским сержантом из Нью-Джерси, а носатый Кевин Роу терпеть не может женщин, и брюнеток в особенности. А сюда они пришли по распоряжению резидента ЦРУ Бицджеральда, работающего под прикрытием должности военного атташе.

Лернер хорошо представлял, как Бицджеральд надувает свои дряблые серые губы, поднимает глаза к потолку и скрипуче произносит: «В четверть двенадцатого вы должны быть на Красной площади, у ГУМа. Дважды пройдитесь вдоль витрины „Боско-кафе“ – туда и обратно. Не торопясь, прогулочным щагом, мотивированно. Словно любуетесь площадью или собираетесь что-то купить. В двадцать минут двенадцатого заходите в ГУМ и действительно что-нибудь покупаете. Какую-нибудь мелочь, в пределах пятидесяти долларов, больше я не оплачу. Потом вы свободны».

Инструкция звучит довольно непонятно и странно, но сотрудники посольства народ привычный и дисциплинированный, лишних вопросов не задают.

Правда, эти – Бинтли и Роу, наплевали на инструкции и пришли раньше на пятнадцать минут. Постояли немного у витрины, замерзли и… зашли в кафе. Идиоты! Кто вам говорил: «Зайдите в кафе»?!

Лернер – человек уравновешенный, это у него профессиональное, но такое явное проявление безалаберности его просто бесит. Им же ясно было сказано: в четверть двенадцатого! То есть в одиннадцать часов пятнадцать минут.

Без трех четвертей полдень. Черт, как тут еще объяснить? И что тут может быть непонятного? Или это такой своеобразный способ выслужиться, проявить служебное рвение: мол, мы такие старательные, мы пришли раньше?.. Странно. Если бы трубач в оркестре на десять тактов опередил дирижера – стал бы он рассчитывать на премиальные? Вряд ли…

Лернер отхлебнул кофе и поставил чашку на блюдце.

Его кварцевые «Сейко» показывали шесть минут двенадцатого. Погода улучшилась, площадь за окном заливали косые потоки зимнего солнца, в голове вертелась какая-то простенькая мелодия. Музыка всегда сопровождала его операции, да и помогала их разрабатывать. Наверное, он мог бы быть пианистом, флейтистом, композитором… Но музыкантом не стал, да и по полученной специальности радиофизика проработал только три года. Зато добился больших успехов в другой сфере…

Брюнетка и ее спутник встали и направились к выходу. Лернер бросил на них еще один взгляд, когда они мимо окон прошли по площади, направляясь к Васильевскому спуску. Прислушался к мелодии будущего концерта. Носатый звучал однозначно фальшиво, насчет его спутницы Лернер еще не определился. В любом случае делать окончательные выводы пока рано, главные герои еще не подошли на сцене.

Столик расположен у самого окна. Гид-переводчик, тот самый, что похож на хищную лисицу и, скорей всего, по совместительству «пасет» безобидного и бестолкового Джотти, знает, куда он направился, – погулять по Красной площади. Что может быть естественней и банальней этого желания? Из отеля «Националь» он и пришел сюда пешочком, неспешно, за десять минут. Если за итальянцем наблюдают, а скорей всего это именно так, то лишний раз могут убедиться в его искренности. Значит, добавлен еще один штрих к созданию нужного образа: безвредного простака-туриста, идущего по тропам, протоптанным сотнями тысяч его предшественников, и совершенно бесперспективного для оперативной разработки.

Итальянец ни с кем не встречался, только ездил на индивидуальные и групповые экскурсии и подолгу беседовал со своим прикрепленным гидом. Джотти проел ему все мозги глупыми просьбами помочь наладить бизнес. Какой-то совершенно несуразный бизнес: оформление театральных сцен под постановку каких-то суперсовременных пьес, написанных самим Витторио Джотти. Наверное, надзирающий гид написал в своем отчете, что он просто… мягко говоря, чудак.

Но это место выбрано «чудаком» Витторио Джотти далеко не случайно. На площади перед ГУМом постоянно толчется народ – и русские, и иностранцы. Прогуливаются неспешно, куда-то летят, поглядывая, как Лернер, на часы, назначают свидания, фотографируются на фоне Кремлевской стены, целуются, едят мороженое, кормят голубей. Тысячи человек, если не десятки тысяч. Хаотическое движение, спонтанные встречи… В такой толпе легко затеряться, зато очень трудно выловить закономерность лиц, связей, поступков.

Ровно в десять минут двенадцатого прямо напротив окна остановилась еще одна пара. С той встречи в Вене прошло около четырнадцати лет, но Лернер узнал их сразу.

Ее он видел только в окно, но запомнил очень хорошо. Есть женщины, которые с годами не стареют, не дурнеют, а словно расцветают, отшлифовываются, доводятся до совершенства, находят формулу абсолютной привлекательности. Сейчас перед Лернером, опять отделенная от него прозрачным стеклом, стояла одна из таких женщин. Гибкая, стройная, подтянутая, красивая, как девчонка. Она изменила прическу, густые темно-каштановые волосы стали короче, а в выражении лица появилась некая надменность, словно невидимое силовое поле, защищающее от любопытных взглядов. Даже опытный Лернер поддался было (хо-хо), опустил на мгновение глаза.

И он, надо признать – игрок высшей лиги: высок, моложав, с той же вельможной прохладцей в лице. Кто бы мог подумать, что он родился и вырос в провинциальном городке, славящемся главным образом своей рыбой и криминальными традициями, а она – в шахтерском поселке на юге России, где водопровод и канализация до сих пор в диковинку…

126