Спасти шпиона - Страница 141

141

Сергей спустился в подвал. С утра он предусмотрительно растопил камин и теперь, присев на корточки, долго рассматривал клубящееся желто-красное пламя. Потом сходил в кладовку и принес большую спортивную сумку, туго набитую пачками стодолларовых купюр. Все утро он доставал их из вделанных в стены сейфов, из полостей в бетонных полах, из заложенных отверстий фундамента. Эти деньги он получал много лет – через камеры хранения, через тайники, через курьеров. Он даже не знал точно – сколько здесь. И уже не узнает…

Мигунов двумя руками стал доставать пачки и бросать их в огонь. Две, три, десять, пятнадцать… Казначейская бумага призвана противостоять огню, поэтому вначале пламя поутихло, расцвечивая искорками периметры черных прямоугольников, но постепенно одерживало победу, перекрашивая их в красный цвет. Сергей пошерудил в камине кочергой. Наконец, огнеупорная краска сдалась, пламя вновь разгорелось с прежней силой, только острый химический запах напоминал о том, что сожгли не обычную бумагу.

Следующую партию он бросал по-другому, предварительно разрывая пачки. Это ускорило дело: по отдельности зеленые банкноты быстро сдавались огню – корчились, обугливались и превращались в пепел. Но некоторые теплыми потоками выносились на железный лист перед камином, приходилось быстро затаптывать огонь и бросать их обратно. Мигунову не было жаль денег. Сейчас на них ничего нельзя было купить, значит, это не деньги, а улики.

Разорвать банковскую упаковку, растрепать пачку, бросить в огонь, потом следующую, собрать вылетевшие купюры, снова растрепать пачку… И когда они кончатся? Зачем вообще столько денег? Неужели все из-за этих сраных бумажек – Дрозд, Катран, двойная жизнь и расстрельный подвал впереди? Но они ему и не нужны – вон, все осталось… Тогда из-за чего? Из-за безродной девчонки из шахтерского поселка? Какой дурак! Дядя Коля предлагал познакомить с дочкой влиятельного папы – и распределение, и карьера, был бы уже генералом… Хотя с дядей Колей было бы то же самое и он сейчас точно так же жег бы иудины деньги, только в другом поселке и другом доме…

– Чем у тебя так воняет? – Светлана стояла на ступеньках, держа в руках его рубашку. С одного взгляда она поняла, что происходит.

– Ой! Ты что делаешь?! Зачем?!

– Мы не сможем все забрать, – сквозь стиснутые зубы произнес Мигунов.

– Но надо спрятать для Родика… Или взять с собой, сколько можно…

– Бери! Прячь! – Ногой он толкнул к ней наполовину опустошенную сумку и отряхнул испачканные гарью руки. Сумка перевернулась, тугие пачки стодолларовых купюр рассыпались прямо у Светы под ногами. Она закрыла лицо руками.

– Прости, это у меня вырвалось… – произнесла она сквозь ладони. – И еще прости, я все же прожгла твою рубашку…

– Ты просто дура! – взревел Мигунов. – Эта рубашка сейчас важней всех этих денег!

– Прости… Небольшая дырочка на локте, ее не будет видно…

– Но я еще никогда не ходил в театр в дырявой одежде!

– Не волнуйся, у тебя есть точно такая, совершенно новая…

Губы ее начали мелко дрожать.

Вспышка ярости прошла.

– Ладно, давай успокоимся. – Мигунов подошел, привлек жену к себе, погладил по спине. – Сейчас мы немного выпьем и продолжим наши занятия. Нервное состояние вполне объяснимо. И мы сумеем с ним справиться.

Света кивнула и заплакала навзрыд.

– Я бы хотела сейчас заснуть, – всхлипывая, проговорила она. – Или умереть. А когда все кончится – ожить снова…

Мигунов ощутил острый прилив жалости и стыд за недавние мысли. Он сильнее прижал Свету к себе, согревая своим большим сильным телом. Жесткие усы щекотали ее нежную щеку.

– Никто не перенесет нас в безопасное будущее, – тихо сказал он. – Мы сами должны туда попасть. И мы туда попадем!

– Да, попадем, – как зачарованная повторила она.

– Ну, вот и хорошо. Сейчас мы выпьем коньяку, ты успокоишься, и мы будем собираться на балет. Ведь в балете нет ничего страшного, правда, девочка?

Сергей рассмеялся.

– Правда, – механически кивнула Светлана.

* * *

Расстояние от Москвы-Сортировочной до Кремля по прямой – шесть километров. Через «систему», со всеми ее ответвлениями и перепадами высот – больше десяти. Средняя скорость под землей на этом участке – один и восемь десятых километра в час: Мачо замерял на компьютере, может, чуть больше по случаю того, что это последний долбаный раз и скоро уже домой. Получается пять с половиной часов. Накинуть два часа на всякие непредвиденные обстоятельства… Значит, семь с половиной… Округлим: восемь часов на дорогу. А на месте он должен быть ровно в 20.00.

В половине двенадцатого Мачо вышел на станции «Семеновская», несколько минут переждал в кафе-«стекляшке» наверху, грея руки о стакан бурды под названием «кофе», но ни одного глотка так и не сделал. Ничего подозрительного он не заметил и спокойно вышел наружу через грузовую рампу. Морозец, снег, солнце. Вокруг все чисто. Бетонный забор перемахнул шутя, чувствуя нетерпеливый запас силы в могучих мышцах. Билл Джефферсон досыта наигрался в агента «на холоде», теперь он хотел домой.

И он уже на пути домой. Через двое суток, если учитывать обязательный визит в Лэнгли, он там будет. Около пяти утра в Дайтону прибывает ежедневный рейс из Вашингтона, он успеет на него, если даже ему придется для этого прикончить Фоука, директора ЦРУ, сенатора, курирующего Фирму, да и любого другого, включая самого президента США… Он возьмет такси в аэропорту, огромный желтый «шеви» с четырехлитровым двигателем и по-американски просторным салоном… Он честно предупредит таксиста, что если тот не домчит изголодавшегося мужа до любимой жены за сорок минут, то ему живому вырвут трахею и пищевод. Таксист домчит. Он неслышно войдет в свой дом.

141