Нагнетают обстановку, сволочи!
По своему небогатому опыту Юра уже знал: каждая заварушка, каждый скандал, в котором каким-то боком замешаны российская разведка и ФСБ, чреваты для него, старшего оперуполномоченного капитана Евсеева, внеочередным вызовом на ковер: где твоя работа? Где результат? Немедленно вынь да мгновенно положь! Надо успокоить общественность и руководство! Нет, наоборот – руководство и общественность…
Это когда-то раньше он мог смотреть новости по телевизору с рассеянным любопытством стороннего наблюдателя, сейчас же внутри ныло и тянуло всякий раз, когда на экране появлялся яичный купол Белого дома или штабквартира НАТО или фильм обрывался срочным выпуском «Вестей». Вот так вдруг начинаешь чувствовать себя причастным к государственной безопасности страны… А значит, и ответственным за все, что нарушает эту безопасность!
Сегодняшний визит к Кормухину подтвердил прогноз капитана.
– Как идет отработка организаций экстремистской направленности? – буркнул полковник, листая громко шуршащие листы новенького, явно недавно заведенного дела. На столе перед ним лежал какой-то большой предмет, накрытый куском серой ткани, которой обычно чистят оружие.
Под глазами начальника набухли желто-синие полукружия, на лбу алело красное пятно («Спал лицом в стол», – догадался Юра), в кабинете стоял плотный, но почему-то не бодрящий, а скорее унылый кофейный дух.
– Какая ведется профилактика террористических актов?
Юра стал по стойке «смирно».
– Выявлены три неформальных объединения, признаки которых дают основания для рассмотрения вопроса об отнесении их к числу экстремистских организаций. Направлен запрос в Министерство юстиции о производстве правовой экспертизы. Готовятся материалы для заведения оперативно-профилактических дел…
Через несколько минут капитан Евсеев закончил доклад. Все порученные ему пункты плана чрезвычайных мероприятий по борьбе с терроризмом выполнены, придраться было не к чему. Но начальник отдела недовольно покачал головой.
– Неконкретно все, расплывчато… Ну, а теперь доложите, как идет розыск шпиона!
Ясно. Раньше была преамбула. Разминка для порядка. А сейчас начнется настоящий разнос. Хотя вроде и не за что…
Капитан сделал шаг вперед и положил перед начальником оперативно-розыскное дело. Потом изложил все по порядку, закончив результатом визита агента Американец к майору Семаго.
Кормухин хмуро листал бумаги. Долго молчал. Потом бросил:
– Выводы?
– Семаго – алкоголик, с повышенным уровнем тревожности и обостренной мнительностью. Он бы не то что радиосканер – штепсель в розетку не смог бы воткнуть, если бы это грозило статьей об измене. Он не представляет для нас никакого интереса, товарищ полковник, – сказал Юра. – Из первого круга подозреваемых я его, во всяком случае, исключил бы.
– А если он просто играет? Водит тебя за нос? – вкрадчиво произнес полковник.
– Я посылал запрос в штаб РВСН, они подняли в архиве журналы дежурств и копии приказов по личному составу. Все сходится: Семаго за все время службы на дичковском полигоне «надежурил» в шахте девяносто восемь часов, хотя тот же Мигунов, который уволился раньше, набрал тысячу двести часов! Потому что Семаго почти сразу перевелся в штаб, начальником караульной смены – совершенно тупиковая должность для ракетчика: никаких перспектив! Вывод: Семаго не врет. И Дроздова он не убивал: кишка тонка…
Евсеев перевел дух, выстраивая мысли в стройную, убедительную линию, и продолжил:
– К совсекретным сведениям с тысяча девятьсот семьдесят четвертого по тысяча девятьсот девяноста третий год доступа не имел, более того, сознательно или подсознательно избегал «карьерных» должностей. Просто очень больной человек…
Юра подождал реакции со стороны Кормухина, но тот никак не реагировал.
– С ноября девяносто девятого состоит на учете в четвертом психоневрологическом диспансере по месту жительства. Фобии, навязчивые идеи, неврастения, предрасположенность к суициду – так записано в карточке. Трижды обращался в платную наркологическую клинику. В этом разрезе интереса для следствия, думаю, он не представляет…
Кормухин резко качнул головой, словно от сильной боли, и вдруг со всего размаху врезал ладонью по столу – Юра даже удивился, как он не переломал себе пальцы.
– Так я и знал!! – заорал полковник, и от акустического удара задребезжал стакан в подстаканнике. – Так и знал! Опять что-то не то!.. Ну что ты за фрукт такой, Евсеев, не пойму!.. Рогожкин у тебя – честный! Семаго у тебя – больной! До Мигунова дойдет дело – окажется несчастный какой-нибудь, хромой… А у Катранова твоего объявится мать-старушка в инвалидной коляске! Так, что ли?!
Юра молчал. В кабинете еще какое-то время звенело эхо. Кормухин, у которого красное пятно со лба растеклось по всему лицу, медленно поднялся из-за стола.
– А ты знаешь, что у тебя под носом целая шпионская сеть работает? – Полковник вернулся к тихим зловещим обертонам.
Юра почувствовал, что у него похолодело под ложечкой.
– Ка-какая сеть? – упавшим голосом спросил он.
– А вот такая!
Начальник отдела сорвал серую ткань, открыв глазам капитана тускло блестящий металлический цилиндр, схваченный по краям стянутыми болтами хомутами.
– Знаешь, что это?! – Шепот полковника был страшен.
Юра только покачал головой.
– Это радиосканер, снятый бдительными российскими патриотами с линии правительственной связи под Москвой! Вот что это!
Юра подавленно молчал. Он понимал: тон начальника вызван не самим фактом обнаружения шпионского прибора, а тем, что этот прибор имеет какое-то отношение к нему – капитану Евсееву. Но какое?!