Спасти шпиона - Страница 77

О чем они беседуют, с улицы не слышно, однако создается полная уверенность, что речь идет о чем-то простом и задушевном, как чашка липового чаю. О чем же еще могут судачить Санта-Клаус с Дедом Морозом? На северной стене кухни светится экран телевизора, и там наверняка показывают, как страна готовится к Новому году, какие успехи достигнуты в регионах, чем отчитываются главы субъектов федерации, что думают учудить на предстоящем празднестве всякие «звезды», «полузвезды» и мелкие властители дум простого российского человека. Или «Карнавальную ночь» смотрят, или «Иронию судьбы», или старые новогодние мультфильмы… или…

Или что-то другое.

– …Мерзость какая, – пробормотал доцент Носков, косясь на экран из-под насупленных бровей.

– Ну, какая же это мерзость? – искренне удивился Иван Ильич Сперанский, подливая в горячий чай золотистого рому.

– Про остров Лесбос небось читали? Греческая классика – Сафо и все такое… Думаете, там это приличней выглядело? Вряд ли… А эти – они, конечно, не греческие вакханки, но… Юные, ни капли жира, ни морщин, кожа нежная, правда, иногда с прыщиками… Стервы, понятно… Рыженькая, как бишь ее… Лена. Обратите внимание! Циничная тварь, конечно… Но рекомендую. Умеет взбодрить, аж до печенок достает…

– Не понимаю я вас, Иван Ильич… – Носков пришибленно наблюдал за происходящим на экране. – Пожилой, уважаемый человек, известный писатель, властитель дум, так сказать, работаете на органы. И чем увлекаетесь… Это же порнография! Нам ее нарочно ЦРУ подбрасывает, чтобы развратить народ…

Он вдруг застыл, поперхнулся чаем.

– Это что? Что они делают?!

– Да что вы орете? Что они такого делают? Обычный минет…

Сперанский раздраженно пожал плечами.

– Вы откуда свалились, Носков? Порнофильмы не смотрели? Может, вы девственник?

– Нет… Я!.. – Иван Семенович несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот. Не находя слов, он поднял худую кисть и показал пальцем в экран. – А кто там с ними… Тот полный мужчина? Он похож…

– Конечно, это я! Очнитесь, Профессор. Это кино снималось не в ЦРУ, а у меня в гостиной. Моя гостиная – узнаете? Ковер, диван. Картина Миро на стене… Оригинал, кстати. Узнали, наконец? Там две скрытые камеры. Я же вам показывал, кажется… Тьфу ты. Ну что вы, прямо как неандерталец, честное слово…

– То есть вы и не скрываете? – Носков понизил голос и медленно, с опаской даже, повернул голову к Сперанскому. – Но… Это же разврат! И им нет еще восемнадцати…

– Рыжей и шестнадцать не исполнилось, – отозвался Сперанский, с превосходством разглядывая гостя. – В январе день рождения. Обожает большие мягкие куклы – это вам на заметку.

Носков ответил ему диким взглядом, захлопнул рот, встал – широко, шумно, с грохотом отодвинув стул, бросил салфетку в блюдо с остатками жареного цыпленка.

– Вы ненормальный, Сперанский! – прохрипел обществовед севшим от возмущения голосом. – Это вам что, Америка? Кстати, почему у вас прозвище Американец?

– Здрас-с-с-те, – с чисто русскими интонациями сказал Иван Ильич. – Да потому, что я по происхождению американский гражданин, родился в штате Иллинойс!

– Тогда понятно, – Носков поджал губы. – А наши кураторы все это знают?

Сперанский досадливо поморщился.

– Ну что вы, как ребенок? Конечно, знают! Старые же меня и вербовали, а молодые – читали личное дело. Выпейте лучше рома. А хотите – коньяку. И хватит строить целку – я со своими увлечениями ангел по сравнению с вами!

Носков сел на свое место. Он часто и громко дышал, вытянув губы трубочкой, глаза беспокойно бегали, то и дело цепляясь за экран телевизора. Всем своим видом он выражал крайнюю степень отвращения и неприятия. Но это было притворство, камуфляж.

На самом деле Профессор прекрасно себя чувствовал. Столько накопал про коллегу! Даже не ожидал. Чего угодно ожидал: политических анекдотов, нарушений режима секретности, шпилек в адрес руководства ФСБ, – но только не готовых доказательств, не убийственных улик: Сперанский развращает малолетних! С этим в СССР всегда было строго, да и сейчас, несмотря на демократию, по головке не погладят…

Носков с трудом удержался, чтобы не потереть сухие ладошки. Молодец, Профессор, хороший материальчик накопал! Можно сказать – отличный материалец! Надо работать! Посидеть ночью, разложить все по полочкам, отписать грамотно, а утром Евсееву – из рук в руки!

Он же сам потом в ножки поклонится, Сперанский-то: спасибо, Иван Семеныч, спасибо, что вовремя указал мне верный путь, не бросил на произвол судьбы, а то бы загремел в тюрьму, как пить дать…

– Да-да, ангел! – Сперанский стоял посреди кухни в позе лектора, сложив руки на груди. Время от времени он приподнимал правую кисть и выписывал в воздухе какие-то абстрактные вензеля. – Я же не предаю своих близких. Я просто отдаю дань физиологии, я балую свой организм…

Носков скептически кивал. Теперь он позволил себе неотрывно смотреть в экран, потому что исследователю чужих пороков это просто необходимо. Но испытывал он не торжество удачливого естествоиспытателя, а острое, болезненно-сладкое чувство скопца, заглянувшего в самое чрево публичного дома. Он никогда не видел таких действий и таких ракурсов! И вдруг… Что это? Он ощутил давно забытое возбуждение! Аскет-марксист вздрогнул: внизу живота разлилось порочное тепло и что-то немного напряглось, запульсировало… Этого «чего-то» он не ощущал уже много лет и сейчас замер в приятной растерянности. Даже Иван Ильич показался гораздо симпатичнее!

– И не будьте ханжой, не лицемерьте! – продолжал Сперанский. – Ну, к чему тут можно придраться?