Спасти шпиона - Страница 78

Писатель вперился в экран, где уже не разобрать было, сколько тел копошится на ковре посреди гостиной, и демонстративно пожал плечами, словно не понимая, что здесь могло так шокировать старого обществоведа.

– Жизнь проходит мимо, Носков, а вы, простите, дрочите под одеялом… Девчонки – суки, конечно, конченые, но нас их нутро не интересует, гляньте на оболочку – вишня, сок с мякотью, сплошные витамины! В вашем возрасте организму нужны витамины, а особенно гормоны, переживания, тестостероны всякие – во как нужны! Это же медицина – химия, физика, биология. Продление жизни!

Носков взял со стола недопитый бокал рому, пригубил. Вздрогнул, когда из телевизора донесся пьяный девичий визг.

– Но ведь есть какие-то ограничения… физиологического, так сказать… свойства… – произнес он уже не враждебным, а примирительным, почти дружеским тоном. – Возраст, понимаете, все такое…

– Вы уж простите за грубость, дорогой Иван Семенович, – перебил его Сперанский. – У вас не стоит, что ли?

Краска проступила сквозь желтые пергаментные щеки Профессора, он тяжело вздохнул.

– Ерунда! Сейчас столько препаратов, причем не химия, нет, натуральные вещества, например, кора африканского дерева! А главное, стоит или не стоит – это состояние души. Например, у меня стоит на все: на еду, на работу, на успех. На жизнь стоит. Ну и на девок, это само собой… У меня даже на этого подонка, на шпиона, которого мы помогаем вычислить, на него даже стоит! А я его, гада, вы уж мне поверьте, обязательно выведу на чистую воду, возьму за глотку и трахну! И получу удовольствие! И премиальные в придачу!.. Вам когда-нибудь платили, Профессор, за то, чтобы вы кого-то трахнули?

Сперанский уже не стоял, он мерил кухню широкими шагами, размахивая бутылкой светлого рома. Вспомнив в какой-то момент о ней, он остановился у стола, налил себе и Носкову.

– А вы, Иван Семенович?.. Посмотрите на себя, вы даже пьете, словно мастурбируете украдкой. И за работой я вас видел – вуайеризм чистой воды… Простите за прямоту, коллега, вы просто дохлая курица, поэтому и результаты у вас снижаются. Честно скажу – от вас толку ноль! Что вы делали у Ардона? Жрали. Что вы делали у Рыбаченко? Опять жрали. Я работал – вы жрали. И, главное, что жрали-то? Казенный рассольник! Ну, как вам не стыдно!..

Сперанский вдруг спохватился, достал из кармана давно уже пиликающий телефон, одновременно глянул на часы, потом пристально – на застывшего с бокалом в руке Носкова.

И добавил, выставив значительно палец:

– Я вас научу жизнь любить, Иван Семенович! Никуда вы у меня не денетесь!.. Алло! Вас слушают!

Разговаривая по телефону, Сперанский вышел в коридор, его голос постепенно затихал, удаляясь в гостиную, спальню или еще дальше. Профессор остался один. Он заглянул в бокал, хмыкнул. Выпил одним длинным глотком. Поднял глаза. Моргнул. И, уже не таясь, стал наблюдать за происходящим на экране. Мелькнувшее было возбуждение давно исчезло, но он чувствовал, что оно может вернуться…

Все это было настолько непривычно… Морщинистое лицо разгладилось, рот приоткрылся, над верхней губой выступили капельки пота, словно он сидел в парилке; постепенно начала трястись голова – мелко-мелко, кажется, она стала слишком тяжелой для его тощей шеи…

Из передней вдруг донесся шум, словно роняли какие-то то ли коробки, то ли сумки, громко и весело хлопнула дверь, раздался звонкий смех. В следующую секунду на пороге кухни возник сияющий Сперанский в сопровождении трех девушек, нет, девочек – лет четырнадцати-пятнадцати. Две были в выношенных пальтишках, а третья – плотная и коренастая в коротенькой, явно не по сезону, куртке. Все трое подталкивали друг друга и возбужденно хихикали.

– А вот и девчонки! – радостно проорал Сперанский, сразу помолодевший лет на двадцать. – Гусарр-ры, встать, смирно!!.. Оп-па!

Носков едва не упал со стула. К такому повороту событий он оказался совсем не готов! Сперанский, развратный гад, что же такое он делает? Должен был предупредить хотя бы… Если бы не выпитые вино и ром, Профессор бы просто выскочил в прихожую, схватил пальто, шляпу и убежал. А может, мелькнувшее на миг возбуждение удерживало его подобно якорю…

– Иван Семенович, что застыл, не видишь: у нас гости! – голосом профессионального конферансье торжественно объявил Иван Ильич. – Узнаете Леночку? А Катю? А это их подруга, она у меня впервые… Как тебя зовут? Надя? А чего такая хмурая? Не хмурая, говоришь? Ну и полный порядок… А я Ваня, и это Ваня… Ба, оказывается, мы тезки, ха-ха-ха… Да вы раздевайтесь, раздевайтесь!

Гостьи, не церемонясь, сбросили на стулья верхнюю одежду, тут же стянули сапоги, на кухне запахло мокрыми ногами. Лена и Катя оказались без юбок, в одних колготках с грубо зашитыми стрелками. Носков стрелками не интересовался: надев очки, он рассмотрел, что под колготками не было белья. Сквозь потертую лайкру откровенно просвечивали голые ягодицы и бритые лобки.

– А шампанское будет? А мартини? – Рыжая Лена наклонилась и обняла обществоведа за плечи. Он попытался отстраниться, но рыжая не отпустила.

– Ну, что ты как не родной? – Мягкие влажные губы прижались к холодной пергаментной щеке. Отчетливо послышался запах дешевого алкоголя…

«Как же они ехали по городу, без одежды? – недоумевал Профессор, чувствуя, как его затягивает какой-то нелепый и бесстыжий круговорот, закручивающийся в квартире известного литератора. – И холодно, и видно все, особенно в метро, на эскалаторе… Не могли же они раздеться в подъезде, перед тем как войти?..»

Этим вопросом, а особенно поиском ответа на него он пытался удержаться на краю стремительной воронки времени, чтобы сохранить шанс выскочить из такого заманчивого и вместе с тем пугающего водоворота.